Бесплатная библиотека онлайн

I

Это было со мной уже не раз: я мечтал, чтоб случилось невозможное - и оно происходило. Однако желание мое сбывалось в странной форме, словно Тайные Силы показывали мне, что я сам не понимаю свои желания. Так случилось и в то лето на Майами-Бич. Я жил в большой гостинице, набитой туристами из Южной Америки, приехавшими освежиться, и страдальцами вроде меня, которых мучила лихорадка. Жить там мне сильно надоело: с утра до вечера слышать испанскую речь, плескаться в воде вместе с крикливыми туристами, дважды в день есть тяжелую гостиничную пищу. Когда я читал газету или книжку на идише, соседи смотрели на меня с изумлением.

Однажды, во время прогулки, я проговорил вслух: "Ах, если б я тут был единственным постояльцем!" Некий бес вероятно подслушал мои слова и немедленно принялся строить козни.

Когда наутро я спустился вниз к завтраку, в холле гостиницы царило столпотворение. Постояльцы стоя кучками, переговаривались еще громче, чем обычно. Везде стояли штабели чемоданов. Коридорные бегали взад-вперед, толкая нагруженные тележки.

Я спросил встречного, что случилось.

- Разве вы не слышали? Объявляли через громкоговоритель. Гостиница закрывается.

- Почему? - спросил я.

- Они обанкротились.

Человек отошел, удивляясь моей неосведомленности. Вот так штука: гостиница закрывается! Насколько было мне известно, дела в ней шли неплохо. Как же так - вдруг закрыть гостиницу, где сотни постояльцев? Но я давно понял, что в Америке лучше задавать поменьше вопросов.

Систему кондиционирования воздуха отключили, в вестибюле стало душно. У кассы выстроилась длинная очередь клиентов, спешивших заплатить по счетам. Царил страшный беспорядок. Курильщики бросали окурки прямо на пол. Дети обрывали цветы и листья тропических растений в кадках. Тут и там южноамериканские туристы, вчера корчившие из себя представителей латинской расы, громко переговаривались на идише.

Самому мне уложиться было недолго - всего один чемодан. Я забрал его и направился искать другую гостиницу. На улице, под палящим солнцем, я припомнил историю из Талмуда о том, как Господь в Мамрийской долине задержал солнце в зените, дабы странники не беспокоили Авраама. У меня слегка кружилась голова. Вспомнились беззаботные времена холостяцкой жизни, когда я, бывало, складывал свое имущество в чемодан, съезжал с квартиры и за пять минут находил другую. Проходя мимо небольшой, слегка запущенной гостиницы, прочел объявление: "Расценки вне сезона - от двух долларов в сутки и выше". Дешевле и быть не может! Я вошел. Кондиционера не было. За конторкой стояла горбатая девушка с пронзительными черными глазами.

Я спросил, могу ли снять номер.

- Хоть всю гостиницу, - ответила она.

- Никого нету?

- Ни единого человека.

Девушка засмеялась, показывая редкие щербатые зубы. В речи ясно слышался испанский акцент. Потом она рассказала, что приехала с Кубы. Я снял номер. Горбунья проводила меня к тесному лифту, мы поднялись на третий этаж. Прошли длинным сумрачным коридором, скудно освещенным одной лампочкой. Девушка открыла дверь и впустила меня в комнату, как заключенного в камеру. Окно, затянутое сеткой, выходило на Атлантический океан. Краска на стенах облупилась, на полу был вытертый и блеклый ковер. В ванной пахло плесенью, в платяном шкафу - нафталином. Постельное белье было сырое, но чистое. Я распаковал свои вещи и сошел вниз. Все вокруг принадлежало мне одному: плавательный бассейн, пляж, океан. Во внутреннем дворике было несколько дряхлых полотняных шезлонгов. Солнце тяжело давило на мир. Море было желтое, волны мелкие и ленивые, они едва шевелились, словно их тоже изнуряла удушающая жара. Лишь изредка, по обязанности, они выносили на поверхность скудные клочья пены. Одинокая чайка сидела на воде, решая - ловить рыбу или нет. Передо мною, залитая солнцем, простиралась картина летней меланхолии, и это было странно, ибо обычно меланхолия ассоциируется с осенью. Ощущение было такое, словно род человеческий погиб в некой катастрофе, и я остался один, как Ной - но в моем пустом ковчеге не было ни сыновей моих, ни жены, ни бессловесных тварей. Можно было купаться нагишом, но я все же надел купальный костюм. Вода в океане была теплая, как в ванне. Повсюду плавали обрывки водорослей. В той гостинице меня одолевала застенчивость, здесь - одиночество. Пустой мир не располагал к играм и забавам. Плавать я немного умел, но кто меня спасет, если что-нибудь случится? Те же Тайные Силы, которые предоставили мне пустую гостиницу, могли с такой же легкостью подкинуть мне подводное течение, глубокий омут, акулу или морского змея. Когда играешь с неизвестностью, осторожность необходима вдвойне.

Вскоре я вышел из воды и растянулся на одном из пляжных шезлонгов. Тело у меня было бледное, череп голый, и хотя на глазах у меня были темные очки, слепящие лучи проникали сквозь них. На светлоголубом небе - ни облачка. В воздухе пахло солью, рыбой и манго. Я не ощущал сейчас различия между живой и неживой природой. Каждая песчинка, каждый камешек, все вокруг меня дышало, росло и вожделело. По небесным каналам, которые, согласно каббале, несут поток Божественного Милосердия, ко мне струились истины, неведомые в северных широтах. Я ни к чему не стремился; меня обволакивала лень; немногие желания были просты и материальны - стакан лимонада или апельсинового сока. Воображение рисовало женщину с горячими глазами, на несколько дней остановившуюся в этой гостинице. Высказывая вслух свое желание, я вовсе не хотел, чтобы гостиница безраздельно принадлежала мне. Бес либо недопонял меня, либо притворлся, что недопонял. Как и любое живое создание, я тоже хотел плодиться, размножаться - хотя бы заниматься внешней стороной процесса. Я готов был отказаться от всех этических или эстетических норм. Был готов накрыться простыней и, как слепец, отдаться чувству осязания. И в то же время в сознании моем неотвязно вертелся вечный вопрос: Кто скрывается за видимым миром? Материя ли, со всеми Бесконечными Атрибутами? Или Монада всех Монад? Абсолют или Слепая Воля, или Подсознание? Должно ведь существовть некое высшее существо за внешней видимостью вещей.

Возле берега море было маслянисто-желтое, вдали - стеклянно-зеленое, и по воде, словно окутанный саваном труп, скользил парус. Клонясь вперед, он будто пытался вызвать на поверхность нечто из морских глубин. В небе летел небольшой самолет, волоча рекламное полотнище:

РЕСТОРАН МАРГОЛИСА - КОШЕР, ОБЕД ИЗ 7 БЛЮД ЗА $ 1.75.

В ресторане Марголиса подавали суп с гречкой и кнейдлах, кныши и фаршированные куриные шкварки. Значит, Вселенная еще не врнулась к первозданному хаосу. В таком случае, завтра я, возможно, получу письмо. Мне обещали, что будут пересылать почту сюда. Это была единственная нить, связывавшая меня с внешним миром. Впрочем, меня всегда поражает, что кто-то не поленился написать мне, наклеить марку и опустить конверт в ящик. Я всегда ищу в письме скрытое содержание, даже на чистой стороне листа.

II

Как долго тянется день, когда ты один! Я прочел книжку и две газеты, выпил чашку кофе в кафетерии, решил кроссворд. Постоял у магазина, где торговали восточными коврами с аукциона, зашел в другой, где продавались акции Уолл-стрита. Гуляя по Коллинз авеню, я казался себе привидением, отчужденным от всего окружающего. Зашел в библиотеку и что-то спросил - библиотекарь посмотрел на меня с испугом. Я был как покойник, чье место в мире уже занято другим. Я шел мимо бесчисленных гостиниц, каждая силилась завлечь постояльца чем-то заманчивым. Пальмы были увенчаны веерами полуувядших листьев, кокосовые орехи свисали с них, как тяжелые мошонки. Все вокруг казалось неподвижным, даже новые сверкающие автомобили, скользившие по асфальту. Каждый предмет существовал в себе с той независимой энергией, в которой, может быть, и заключена суть всего сущего.

Я купил журнал, но смог прочесть лишь несколько первых строк. Тогда я сел в автобус и отдался бесцельному движению по шоссе, мимо островков с прудами, мимо застроенных виллами улиц. Обитатели этого места, начиная строить посреди голой пустыни, насажали деревья и цветущие растения со всех частей света; они засыпали мелкие заводи вдоль морского побережья; создали чудеса архитектуры и придумали самые изысканные развлечения. Царство планового гедонизма. Но пустынная скука так и не исчезла. Громкая музыка не в силах была рассеять ее, яркие краски не могли затмить. Мы проехали мимо кактуса, чьи пыльные лопасти и иглы выпустили красный цветок. Мы миновали озеро, вокруг которого группами стояли фламинго и проветривали крылья, а вода отражала их длинные клювы и розовые перья. Птичья ассамблея. Вокруг летали и крякали дикие утки - болота тоже отказывались признать свое поражение.

Я глядел в открытое окно автобуса. Все, на что падал мой взгляд, появилось недавно, однако выглядело дряхлым и поношенным: пожилые женщины с крашеными волосами и нарумяненными щеками, девушки в бикини, едва прикрывающих срамные места, загорелые молодые люди на водных лыжах или с кока-колой в руках.

На палубе яхты лежал, раскинувшись, старик - грел свои ревматические суставы, подставив солнцу грудь, поросшую седыми волосами. На лице - слабая улыбка. Рядом сидела любовница, которой он завещал свое состояние, она почесывала пальцы ног с красными ногтями, столь же уверенная в своей неотразимости, как в том, что солнце всходит с востока. На корме стояла собака, надменно глядя на волну в кильватере яхты, и зевала.

Мы ехали долго, пока добрались до конечной остановки. Там я пересел на другой автобус. Мы миновали причал, где взвешивали свежий улов. Диковинная раскраска рыб, кровавые раны на их коже, остекленелые глаза, рты, набитые какими-то сгустками, острые зубы - все говорило о жестокости, бездонной как пропасть. Рабочие потрошили рыбу с бесовским азартом. Автобус проехал мимо змеиной фермы, мимо обезьяньей колонии. Я смотрел на дома, пожираемые термитами, на пруд с застойной водой, где барахтались и извивались потомки первородного змия. Скрипуче верещали попугаи. Время от времени в автобус врывались странные запахи, густое резкое зловоние, от которого голова пульсировала тупой болью.

К счастью, летний день на юге короток. Вечер наступил резко, без сумерек. Над лагунами и автострадами повисла густая тьма, не пропускающая света.

Мимо скользили автомобили с зажженными фарами. Появилась луна, диковинно огромная и красная. Она висела в небе, как глобус с контурами континентов иного мира. Ночь была пронизана предчувствием чуда и космических перемен. Во мне проснулась давняя надежда: не суждено ли мне и впрямь оказаться свидетелем переворота в солнечной системе? Может быть, Луна упадет на Землю. Может быть, Земля, сорвавшись со своей орбиты вокруг Солнца, уплывет в другую звездную систему.

Автобус долго петлял по неведомым окраинам, затем вернулся на проспект Линкольна к модным магазинам, где было полупусто по причине летнего сезона. Богатый турист мог, тем не менее, найти все, что пожелает - накидку из горностая, шиншилловый воротник, бриллиант в двенадцать карат, оригинальный рисунок Пикассо. Щеголеватые продавцы, безмятежные в своей уверенности, что за пределами нирваны пульсирует карма, беседовали между собой в кондиционированных помещениях. Я не был голоден; однако зашел в ресторан, где официантка со свежезавитыми и обесцвеченными волосами подала обед, молча и несуетливо. Я дал ей полдоллара и вышел из ресторана, ощущая боль в желудке и тяжесть в голове. Поздний вечерний воздух, прокаленный солнцем, вызывал одышку. На соседнем здании вспыхивали огненные цифры - температура была 96 градусов по Фаренгейту (2), влажность почти такая же. Я не нуждался в метеорологической сводке, чтобы понять, что назревает в воздухе. По раскаленному небу пробежала молния, хотя грома еще не было слышно. Сверху надвигалась на землю огромная туча, тяжелая как гора, переполненная огнем и водой. Отдельные капли шлепались на лысину. Пальмы застыли в ужасе, готовясь к удару. Я поспешил назад, в мою пустую гостиницу, стремясь успеть до дождя; кроме того надеялся, что пришла почта. Но не успел пройти полпути, как разразилась буря. От первого же залпа ливня я промок до нитки. Огненный стержень полыхнул во все небо, сразу же раздался громовой грохот -знак, что молния ударила рядом. Я хотел спрятаться под крышу, но впереди кувыркались, преграждая путь, стулья, скинутые ветром с окрестных террас. Вывески падали с фронтонов зданий. Возле моих ног прокатилась верхушка пальмы, сорванная ураганом. Другая пальма, укутанная в мешковину, клонилась под ветром, собираясь пасть на колени. В полном замешательстве я побежал дальше. Чуть не утопая в глубоких лужах, мчался вперед, легконогий как мальчишка. Опасность придала отваги, я пел и вопил, взывая к буре на ее языке. Движение на улицах прекратилось, даже водители оставили свои автомобили. А я бежал, полный решимости спастись от этого безумия, либо погибнуть. Мне требовалось получить это письмо-экспресс, никем не написанное, и не дошедшее до меня.

Не могу понять, как удалось найти гостиницу. Я вбежал и несколько минут стоял неподвижно. Вода стекала на ковер. В зеркале в конце холла увидал полуразмытое отражение, похожее на картину кубиста. Я добрел до лифта и поднялся на третий этаж. Дверь моей комнаты была распахнута. Ветер сорвал противомоскитную сетку и разметал бумаги, бывшие на столе. По комнате металась и жужжала туча комаров, моли, светляков и оводов, испуганных грозою… Коврики промокли насквозь. Я подошел к окну и увидел океан. Волны вздымались как горы - огромные валы, готовые захлестнуть берега и унести сушу прочь. Вода злобно ревела и швыряла в темноту фонтаны белой пены. Волны рычали на Создателя, как свора гончих псов. Из последних сил я рванул к себе окно, закрыл его и опустил жалюзи. Присел на корточки, собрал промокшие книги и рукописи.

Мне было жарко. Пот катился по телу, смешиваясь с ручейками дождевой воды. Я стянул с себя одежду, и она легла у ног, как пустая оболочка. Я ощущал себя странным созданием, только что сбросившим кокон.

III

Буря еще не достигла высшей точки. Ветер, дико завывая, колотил и грохотал, как гигантский молот. Гостиница была подобна кораблю в открытом море. Что-то с грохотом обвалилось - то ли крыша, то ли балкон, то ли часть фундамента. Гремели железные решетки. Металл стонал от напряжения. Окна вырывались из проемов. Громыхали стекла. Тяжелые жалюзи окна вздувались, как шторы. Комната озарилась отблеском гигантского пламени. Удар грома был такой силы, что я засмеялся от страха. Из темноты возникла белая фигура. Мое сердце оборвалось, мозг затрепетал в черепной коробке. Я знал, что рано или поздно представитель этого племени явится ко мне во плоти, неся с собой невыразимые ужасы, ибо тот, кто раз повидал их, не мог остаться в живых. Я лежал неподвижно, ожидая конца.

И тут раздался голос:

- Простите, сеньор, я боюсь-боюсь. Вы спите?

То была горбунья кубинка.

- Нет, заходите, - ответил я.

- Я дрожу. Я думала, что умру от страха, - сказала женщина. - Такого урагана раньше никогда не было. Вы только один в гостинице. Извините, что я вас беспокою.

- Вы не беспокоите. Я бы зажег свет, но я не одет.

- Нет, нет. Это не надо… Я боюсь одна. Пожалуйста, можно я побуду здесь до конца грозы?

- Ну, конечно. Можете прилечь, если хотите. Я посижу в кресле.

- Нет, я сяду в кресло. Где кресло, сеньор? Я не вижу.

Я встал, нашел в темноте дрожащую женщину и подвел к креслу. Я хотел подойти к шкафу и одеться, но наткнулся на кровать и упал на нее. Поспешно прикрылся простыней, чтобы при очередной вспышке молнии посторонняя женщина не видела моей наготы. Сверкнула молния и я увидел сидящее в кресле уродливое создание в слишком просторной ночной рубашке, с горбатой спиной, с растрепанными волосами, с длинными волосатыми руками и кривыми, как у чахоточной обезьяны, ногами. Глаза ее горели животным страхом.

- Не бойтесь, - сказал я, - гроза скоро кончится.

- Да, да.

Я лег на подушку и неподвижно лежал, с ужасом думая, что нечистая сила злобно исполняет мое последнее пожелание. Я желал, чтобы вся гостиница была в моем распоряжении - вот и получил. Я мечтал, чтобы ко мне в комнату, как Рут к Боазу, пришла женщина - и она пришла. При каждой вспышке молнии мы встречались глазами. Она уставилась на меня молча и пристально, словно насылала колдовские чары. Сейчас эта женщина была мне страшнее урагана. Однажды я побывал в Гаване. Там силы тьмы не потеряли еще древнюю мощь. Даже мертвецов там не оставляли в покое - кости исчезали из разрытых могил. По ночам я слышал вопли каннибалов и стоны девственниц, чьей кровью идолопоклонники окропляли алтари. Эта женщина родом оттуда. Я мечтал о заклинании от дурного глаза, обратиться к тем, кому принадлежит последнее слово, чтобы эта ведьма не могла одолеть меня. Все во мне кричало:

Шаддай! Изыди, Сатана…

А гром гремел, хляби морские ревели и разверзались с хлюпающим хохотом. Стены комнаты окрасились в алый цвет. Озаренная отсветами ада, кубинская ведьма припала к земле, словно зверь перед броском на добычу-рот ее ощерился гнилыми зубами, черные волосы на руках и ногах свалялись, ноги покрыты шишками и нарывами. Ночная рубашка соскользнула, жидко обвисли морщинистые груди. Ей не хватало лишь звериной морды и хвоста.

Я, видимо, уснул. Приснился город с крутыми узкими улицами и зарешеченными ставнями окон, залитый мутным, как при солнечном затмении, светом и погруженный в молчание Черного Шабаша. Мимо меня бесконечной чередой следовали одна за другой католические похоронные процессии, с крестами и гробами, с алебардами и пылающими факелами. Они свозили на кладбище не одно, но множество тел - истреблено было целое племя. Внезапно гробы приобрели форму филактерии, черных, блестящих, с узлами и ремнями. Они были разделены на множество ящичков-гробов, на двоих, на троих, на четверых, на пятерых…