Страница 1 из 14 Прежде чем объяснять мою книгу другим, я жду, что они сами объяснят ее мне. Объяснять ее заранее - значит заранее сужать ее смысл; ибо если мы знаем, что намеревались сказать, нам не дано знать, только ли это сказано. Говоришь всегда больше, чем ЭТО. И особенно мне в ней интересно то, что я вложил в нее помимо воли, - та доля бессознательного которую я назвал бы долей Божественного Провидения. Книга всегда плод сотрудничества, и тем выше книга ценится, чем меньше вложил в нее переписчик, чем больше участие в ней Бога. А посему давайте подождем отовсюду толкования о сути вещей; а от публики - толкования наших творений. Юбер Вторник
К пяти часам на дворе посвежело; я закрыл окна и снова принялся писать. В шесть часов пришел мой большой друг Юбер; он возвращался из манежа. Он сказал: - Вот как! Ты работаешь? Я ответил: - Я пишу "Топи". - Что это такое? - Книга. - Для меня? - Нет. - Чересчур ученая?.. - Скучная. о- Так зачем ее писать? - А иначе кто же ее напишет? - Опять исповеди? - На сей раз почти нет. - Тогда что же? - Садись. И когда он сел: - Я прочел у Вергилия две строки: Et tibi magna satis quamvis lapis omnia nudus Limosoque palus obducat pascua junco. Я перевел: - Это разговор пастуха с пастухом; один говорит другому, что хотя на его поле, конечно, многовато камней и болот, оно тем не менее его устраивает; он вполне им доволен и поэтому счастлив. Согласись, ничего умнее и не придумаешь, когда нельзя сменить поле... Юбер ничего не ответил. Я продолжил: - "Топи" - это история одного человека, который лишен возможности путешествовать; у Вергилия его зовут Титир; "Топи" - это история человека, который, владея полем Титира, не хочет избавляться от него, а, напротив, вполне доволен своей судьбой; вот так... Рассказываю: - В первый день он констатирует, что доволен своим полем, и размышляет, что же с ним делать? На второй день, рано поутру, когда над полем пролетает стая диких уток, он убивает четырех птиц и на ужин съедает двух, изжарив их на слабом огне из веток кустарника. На третий день он строит себе лачугу из тростника - целое развлечение. На четвертый день он съедает двух оставшихся уток. На пятый день он разрушает свою лачугу и умудряется построить дом попросторней. На шестой день... - Хватит! - сказал Юбер, - я понял, дорогой друг, ты можешь писать. - И он ушел. Уже совсем стемнело. Я сложил бумаги. Я еще не обедал; я вышел из дому; к восьми часам я был у Анжель. Анжель еще была за столом, доедая фрукты; я сел рядом и принялся очищать для нее апельсин. Принесли конфитюр, и, когда мы снова остались одни: - Что вы делали сегодня? - осведомилась Анжель, готовя мне тартинку. Мне не припомнилось никаких дел, и я ответил: "Ничего", но, тотчас сообразив, что этот неосмотрительный ответ потребует долгих объяснений, я вспомнил о визите и воскликнул: "Мой большой друг Юбер приходил ко мне в шесть часов!" - Он только что был здесь, - вновь заговорила Анжель; и тут же соскользнула на наш старый спор: - Он-то по крайней мере хоть что-то делает, - сказала она. - Хоть чем-то занимается. Я уже говорил, что я-то не делал ничего; я разозлился: "Что? А что такого делает он?" - спросил я... И ее понесло: - Много чего он делает... Прежде всего он ездит верхом... и потом, вы же хорошо знаете, он член четырех промышленных компаний; вместе со своим двоюродным братом руководит еще одной компанией, по страхованию от града, -я только что подписала страховку. Он посещает курсы популярной биологии и каждый вторник вечером сам выступает с публичными докладами. Он достаточно знает медицину, чтобы оказать помощь при несчастном случае. Юбер делает еще и не такое! Пять неимущих семей обязаны ему тем, что вообще сумели выжить; он устраивает рабочих, которым не хватает работы, к предпринимателям, которым не хватает рабочих. Больных детишек он направляет в деревню, в оздоровительные заведения. Чтобы обеспечить работой молодых незрячих людей, он создал мастерскую по набивке старых кресел соломой. Несомненно, по воскресеньям он охотится... А вы, что делаете вы? - Я, - сказал я в некотором смущении, - я пишу "Топи". - "Топи"? Что это такое? - спросила она. Мы закончили нашу трапезу; я возобновил разговор уже в салоне. Когда оба мы оказались в углу у камина: - "Топи", - начал я, - это история одного холостяка, живущего в башне, окруженной болотами. - А! - сказала она. - Его зовут Титир. - Гадкое имя. - Вовсе нет, - возразил я, - это же из Вергилия. Что до меня, то я не умею придумывать. - Почему холостяк?
|