Бесплатная библиотека онлайн

Моей матери Тосико и в память о моем отце Йосио Фукуяма

Naturam expelles furca tamen usque recurret et mala perrumpet fiirtim fastidia victrix.

Вилой природу гони она все равно возвратится. Тайно прорвавшись она победит пресыщенье больное.

Гораций Послания (I. х. 24—25)

Перевод Н. Гинцбурга. — Примеч. пер.

Благодарности

Части этой книги были прочитаны в качестве Тэннеровских лекций 1997 года в Брейзноз-колледже Оксфорд. Версия главы 12 «Технология сети и социальный капитал» была прочитана как Красновская лекция в Бизнес-школе Стерна при Нью-йоркском университете в феврале 1997 года. Тэннеровские лекции были опубликованы в Великобритании Фондом социального рынка отдельной брошюрой под заглавием «Конец порядка». Я благодарен Фонду Тэннера сотрудникам Брейзноз-колледжа Школы Стерна и Фонду социального рынка за их поддержку моих начинаний.

Очень полезными для меня были два семинара на которых я сопредседательствовал первый был посвящен новым проблемам науки а второй — двойной революции в информационных технологиях и в биологии. Они проводились сначала в Институте внешней политики при Школе передовых международных исследований Джонса Хопкинса а затем в корпорации РЭНД и Университете Джорджа Мэйсона.

У меня есть очень длинный список людей которых я должен поблагодарить за их советы и комментарии по поводу этого проекта дававшиеся и когда эта книга существовала в форме лекций и когда она приняла свой нынешний вид. Он включает следующих людей (хотя и не ограничивается ими) Кармен Боумен Доминик Бруер Леон Кларк Марк Кордовер Тайлер Кауэн Рарта Дасгупта Джон Дилулио Эстер Дайсон Ник Эберштадт Джин Бетке Элштайн Робин Фоке Билл Гэлстон Чарльз Грисволд Лоренс Гаррисон Джордж Холмгрен Энн Халберт Дон Кэш Майкл Кеннеди Тьоборн Кнутсен Эндрю Кохут Джессика Корн Тиниур Куран Эве-ретт Лэдд С.М. Лиспет Джон Л. Лок Эндрю Маршалл Пит Моллой Дэвид Майерс Дэвид Поупноу Брюс Портер Вен-ди Ран Марцелла Рей Стив Роудс Ричард Роуз Эйб Шулски Марчелло Сайлс и группу интересов социального капитала штата Мичиган лорд Роберт Скиделски Торн Смит Макс Стэкхаус Нейл Стефенсон Ричард Сведберг Лайонел Тайгер Эрик Услейнер Ричард Велкли Кэролайн Вагнер Джеймс К. Уилсон Клэр Волковиц Майкл Вулкок и Роберт Райт.

Данные о преступности и семейных отношениях использовавшиеся в этой книге были собраны при помощи множества национальных статистических агентств. Я благодарю бесчисленное количество людей в этих учреждениях которые ответили на мои запросы — часто горами крайне полезной информации.

Я благодарю научных сотрудников которые помогали мне в ходе написания этой книги это Дэвид Маркус Карлос Ариэйра Мишель Брагг Санджей Марва Бенджамин Эйлиен и Никилеш Прасад. Дэвид Маркус великодушно вызвался помогать безвозмездно работа остальных пяти была поддержана грантом Фонда Линды и Гарри Брэдли. Я также благодарен моим ассистентам Люси Кеннеди и Келли Лоулер за всю их работу во время подготовки этой рукописи и Цинтии Пэддок Ричарду Шаму и Данило Пеллетье за помощь с научно-исследовательскими группами.

Я благодарен Адаму Беллоу бывшему руководителю издательства «Фри Пресс» который согласился издать книгу первым и Полу Голобу нынешнему руководителю «Фри Пресс» который унаследовал проект и довел его до конца помогая мудрыми редакторскими замечаниями. Эндрю Фрэнклин из «Проуфил Букс» в Великобритании является моим старым другом много сделавшим в качестве редактора этой книги как и двух предыдущих. Эстер Ньюберг и Хетер Шредер из «Интернэшнл криэйтив менеджмент» управляли делом на протяжении длительного времени и до завершения — как всегда превосходно.

Моя жена Лаура терпеливо читала все версии рукописи а ее суждения по мнению моего редактора были намного более бесспорными чем мои собственные.

Большая часть рукописи была подготовлена на собранном мною двухпроцессорном NT-компьютере с 232 Мб оперативной памяти и с быстрым графическим open-GL акселератором. Эта конфигурация была конечно избыточной для текстового редактора но она очень хорошо подходила для запуска AutoCad и 3D Studio Max в фоновом режиме.

________________________________________

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВЕЛИКИЙ РАЗРЫВ.

Глава 1 Игра по правилам.

После индустриальной эры

В течение второй половины XX века в США — так же как и в других экономически развитых странах — постепенно был осуществлен переход к тому что получило название «информационное общество» «век информации» или «постиндустриальная эра». Футуролог Элвин Тоффлер дал этому переходу название «Третья волна» полагая что в конечном итогеquot она будет так же логична и последовательна как и две предыдущие волны в человеческой истории переход от охоты и собирательства к земледелию и далее — переход от земледелия к промышленному производству2.

Этот переход состоит из ряда связанных друг с другом элементов. В экономике производство как источник богатства все в большей степени заменяет сфера обслуживания. Типичный работник информационного общества занят не в сталелитейном цехе или на автомобильной фабрике а в банке в фирме программного обеспечения в ресторане университете или в агентстве социального обслуживания. Роль информации и интеллекта воплощенных как в людях так и во все более умных машинах становится всеобъемлющей а умственный труд все в большей степени заменяет труд физический. Производство глобализируется по мере того как недо рогие информационные технологии делают все более легким распространение информации через национальные границы а средства быстрой связи — телевидение радио факс и электронная почта — размывают границы устойчиво существовавших в течение долгого времени культурных сообществ.

Общество базирующееся на информации все в большей степени способствует возрастанию свободы и равенства — двух вещей которые люди в современной демократии ценят больше всего. Свободы выбора — будь то свобода выбора кабельных каналов дешевых торговых центров или друзей в Интернете — приобретает все более неограниченный характер. Иерархии всех видов и политические и корпоративные подвергаются давлению и начинают распадаться. Власть больших негибких бюрократических образований которые стремились посредством правил предписаний и принуждения контролировать все и вся в пределах своей сферы влияния была подорвана переходом к экономике основанной на знании это способствует росту самостоятельности индивида обретаемой благодаря доступу к информации. Как раз такие негибкие корпорации как старые «Интернэшнл бизнес машине» и «Американ телефон энд телеграф» дали дорогу меньшим легче управляемым конкурентам то же самое относится и к упадку СССР и Восточной Германии произошедшему из-за их неспособности контролировать и использовать в собственных целях знания своих граждан.

Сдвиг в сторону информационного общества приветствовался практически всеми кто о нем писал или говорил. Такие разные в политическом отношении авторы как Джордж Джилдер Ньют Гингрич Эл Гор Николе Негропонте Элвин и Хейди Тоффлеры рассматривали эти изменения как благо-приятные.для процветания благотворные для демократии для свободы и для общества в целом. Конечно многие преимущества информационного общества очевидны но все ли его последствия носили такой уж позитивный характер

Люди связывают информационный век с появлением в 90-х годах Интернета но отход от индустриальной эры начался более чем на поколение раньше — с деиндустриализации Пояса Ржавчины в США и с подобного же отхода от промышленности в других индустриальных странах. Этот период начиная примерно с середины 60-х годов и кончая началом 90-х был также отмечен серьезным ухудшением социальных условий в большей части индустриализированного мира. Стали расти уровень преступности и социальная дезорганизация в результате чего центральные районы городов богатейших стран становились почти непригодными для проживания. Продолжавшийся более двухсот лет упадок родственных связей как социального института резко ускорился во второй половине XX века. Рождаемость в большинстве европейских стран и в Японии упала до такого низкого уровня что население этих государств в следующем столетии (при отсутствии подпитки иммиграцией) сократится браки и рождения детей стали более редкими увеличилось количество разводов каждый третий ребенок в США рожден вне брака это же относится к более чем половине всех детей в Скандинавии. Наконец доверие к общественно-политическим институтам претерпевает глубокий упадок длящийся уже сорок лет. В конце 50-х годов большинство населения США и Европы выражало доверие своему правительству и своим согражданам но только незначительное меньшинство сделало это в начале 90-х. Характер участия людей в жизни друг друга также изменился. Хотя нет данных подтверждающих что люди стали меньше общаться их взаимные связи имеют тенденцию становиться менее постоянными налагающими меньше обязательств и включающими меньшее количество участников.

Эти перемены носили драматический характер все они имели место во многих странах находящихся примерно на одинаковом уровне развития и происходили примерно в один и тот же период истории. Они и создали Великий Разрыв в социальных ценностях преобладавших в обществе индустриального века в середине XX века и выступают предметом первой части этой книги. Такие быстрые изменения в различных социальных показателях в одно и то же время являются в высшей степени нетипичными даже не зная почему так произошло мы имеем основания подозревать что перемены могут быть связаны друг с другом. Хотя консерваторы — например Уильям Дж. Беннетт — часто подвергались критике за их зацикленность на теме морального упадка они по сути дела правы размышления о развале социального порядка — это не только следствие ностальгии недолговечной памяти или неосведомленности о гиперкризисах прошедших веков. Упадок легко видеть в статистике количества преступлений или детей растущих без отца пониженного качества и возможностей образования подорванного доверия и т.п.

Было ли всего-навсего случайностью то обстоятельство что все эти негативные социальные тенденции которые в совокупности отражают деградацию социальных связей и общих ценностей объединяющих на Западе людей имели место именно тогда когда экономика в этих обществах совершала переход от индустриальной эры к информационной Гипотеза этой книги заключается в том что данные тенденции на самом деле тесно связаны и вместе со всеми благодеяниями проистекающими из более сложной экономики основанной на информации в нашей социальной и моральной жизни произошли также определенные неблагоприятные изменения. Связи между двумя тенденциями были технологическими экономическими и культурными. Меняющаяся сущность труда вела к замене физического труда умственным побуждая тем самым миллионы женщин искать работу и подрывая традиционные представления на которых была основана семья. Инновации в медицинских технологиях такие как противозачаточные таблетки и увеличивающееся долголетие

уменьшили роль семьи и продолжения рода в жизни людей. На рынке и в лаборатории культура радикального индивидуализма способствует прогрессу и инновациям но ведь она распространилась и в сфере социальных норм где в сущности привела к разрушению всех форм власти и ослаблению связей скрепляющих семьи соседей и нации. Полная картина конечно гораздо более сложна и различается от страны к стране. Но говоря в общем технологические изменения которые на рынке способствуют тому что экономист Йозеф Шумпетер назвал «творческим разрушением» повлекли за собой подобный же разрыв в мире социальных отношений. Было бы удивительно если бы это было не так.

Однако в этом есть и своя положительная сторона социальный порядок однажды подорванный стремится переустроиться заново и имеется немало признаков того что сегодня именно так и происходит. Подобного можно ожидать по одной простой причине человеческие существа по своей природе — создания социальные их наиболее глубокие побуждения и инстинкты ведут их к тому чтобы творить моральные правила которые связывали бы их вместе образуя общности. Они также по природе существа еще и рациональные и их рациональность позволяет им спонтанно создавать различные способы сотрудничества друг с другом. Религия часто способствует этому процессу но она не является обязательным условием социального порядка как то полагают многие консерваторы. Не является им и сильное государство расширяющее свою сферу влияния как утверждают многие левые. Естественное состояние человека — не война «всех против всех» как полагал Томас Гоббс а скорее гражданское общество упорядоченное наличием множества моральных правил. Более того эти утверждения эмпирически подтверждаются огромным количеством данных недавних исследований в таких разнообразных областях естественных наук как нейрофизиология генетика поведения эволюционная биология и этология а также в рамках биологически ориентированных подходов в психологии и антропологии. Изучение того как возникает порядок — в том случае если он появляется не в результате указа сверху рожденного иерархической властью политической или религиозной но как результат самоорганизации независимых индивидов — является одним из наиболее интересных и важных интеллектуальных процессов нашего времени. Поэтому во второй части этой книги мы отходим от непосредственных социальных проблем поставленных Великим Разрывом и задаемся более общими вопросами например откуда проистекает социальный порядок и как он развивается при меняющихся условиях

Представление о том что социальный порядок должен возникать благодаря централизованной рациональной бюрократической иерархии тесно связано с индустриальным веком. Социолог Макс Вебер исследуя индустриальное общество XIX века утверждал что рациональная бюрократия была по сути самой сердцевиной жизни общества. Однако сегодня мы знаем что в информационном обществе ни правительства ни корпорации не будут полагаться исключительно на формальные бюрократические правила для того чтобы организовывать людей над которыми они имеют власть. Вместо этого они должны будут прибегнуть к децентрализации и распределению властных полномочий и положиться на самоорганизацию людей над которыми они имеют номинальную власть. Предпосылкой подобной самоорганизации являются интернализированные правила и нормы поведения которые предполагают что мир XXI века будет в значительной степени зависеть от таких неформальных норм. Иными словами хотя переход к информационному обществу и разорвал социальные нормы современное высокотехнологическое общество не сможет без них обойтись и ощутит настоятельные побуждения к их воспроизводству.

В третьей части книги в поисках источников этого порядка мы бросим взгляд как на прошлое так и в будущее. Мнение что состояние морали общества уже долгое время находится в упадке давно поддерживается некоторыми консерваторами. Британский государственный деятель Эдмунд Берк утверждал что само Возрождение с его стремлением к замене традиции и религии разумом является первичным источником этой проблемы и современные наследники Берка продолжают утверждать что секулярный гуманизм есть корень сегодняшних социальных проблем. Но хотя консерваторы могут быть правы относительно того что существовали важные факторы из-за которых мораль на протяжении последних двух поколений падала они склонны игнорировать тот факт что социальный порядок — если рассматривать долгосрочные циклы — не только не приходит в упадок но и улучшается. Так было в Британии и Америке на протяжении XIX века. Нельзя не заметить что период с конца XVIII века до середины XIX был временем резко возросшего морального разложения в обеих странах. Уровень преступности практически во всех главных городах повышался семьи распадались и количество незаконнорожденных детей росло люди были социально изолированы потребление алкоголя особенно в США увеличилось и оказалось в расчете на душу населения в 1830 году примерно в три раза большим чем сегодня. Но потом с каждым десятилетием начиная с середины столетия и до его конца практически все эти социальные показатели начали демонстрировать позитивную динамику уровень преступности упал укрепились семьи алкоголики стали бросать пить появлялись все новые добровольные ассоциации дающие людям ощущение принадлежности к социальной общине.

Сегодня имеются подобные же признаки того что Великий Разрыв который свершался с 60-х по 90-е годы начинают идти на убыль. Уровень преступности в США и в других странах в которых она в свое время стала эпидемией резко упал. Количество разводов начиная с 1980-х годов уменьшилось и есть признаки того что по крайней мере в США число детей рожденных вне брака более не растет. В 1990-х годах доверие к институтам государства укрепилось и гражданское общество кажется процветающим. Более того имеется множество иногда даже анекдотических свидетельств возвращения консервативных социальных норм и выхода из моды наиболее крайних форм индивидуализма которые появлялись на протяжении 70-х годов. Слишком рано утверждать что ныне эти проблемы уже позади но не следует также делать вывод что мы не способны социально адаптироваться к технологическим и экономическим условиям эры информации.

Еще раз об общине и обществе

Разрыв в социальной организации вследствие технологического прогресса — это не новый феномен. В частности с начала промышленной революции по мере того как один производственный процесс сменялся другим человеческие общества подвергались воздействию безжалостной модернизации.3 Истоки нарушений социального порядка в Америке и в Британии в конце XVIII —начале XIX века можно проследить вплоть до последствий разрыва в эпоху так называемой первой промышленной революции когда появление парового двигателя и механизации позволило создать новые производства в текстильной железнодорожной и других отраслях промышленности. Сельскохозяйственные общины в течение может быть каких-то ста лет преобразовались в городские промышленные общества и на смену всем накопленным социальным нормам и обычаям присущим деревенской жизни пришли ритмы фабрики и города.

Этот сдвиг в нормах и явился источником самой вероятно известной концепции современной социологии — разделения проведенного Фердинандом Теннисом между тем что он назвал Gemeinschaft (община) и Gesellschaft (общество)4. По Теннису община (Gemeinschaft) которая была характерна для типичного старого европейского крестьянского уклада характеризовалась сетью тесных личных связей основанных в большой степени на родстве и на непосредственном лицом к лицу контакте который имел место в небольшой изолированной деревне. Нормы были большей частью неписаные а индивиды были связаны друг с другом узами взаимной зависимости которые затрагивали все стороны жизни от семьи и работы до тех немногих видов досуга которые существовали в подобных общинах. Общество же (Gesellschaft) являлось структурой характеризующейся законами и другими формальными правилами присущими большим городским индустриальным сообществам. Социальные связи здесь были более формальными и безличными индивиды были независимы от взаимной поддержки друг друга и таким образом имели друг перед другом намного меньше моральных обязательств.

С тех пор идея о том что неформальные нормы и ценности со временем будут заменены на рациональные формальные правила и законы стала главным стержнем современной социологической теории. Английский правовед сэр Генри Мейн доказывал что в старых обществах люди были связаны друг с другом отношениями которые он назвал отношениями «статуса». Отец был на всю жизнь связан со своей семьей господин — со своими рабами и слугами и эта связь состояла из множества неформальных негласных и часто не определенных четко взаимных обязательств. Никто не мог просто отказаться от этих отношений если они ему или ей не нравились. Мейн утверждает что в современном капиталистическом обществе отношения напротив базируются на «контракте» — к примеру формальном соглашении согласно которому работающий по найму предоставляет определенное количество услуг в обмен на определенную заработную плату. Все обговаривается в трудовом контракте который узаконивается государством не существует каких-либо давно возникших обязательств или долга которые бы сопутствовали обмену денег на услуги. Другими словами в отличие от отношений статуса отношения контракта не являются моральными

каждая сторона может разорвать его в любой момент если только этим не нарушаются условия контракта5.

Последствия перехода от сельскохозяйственных обществ к индустриальным так сильно сказались на социальных нормах что породили совершенно новую академическую дисциплину — социологию которая стремится описать и понять эти изменения. Практически все великие социальные мыслители конца XIX века — включая Тенниса Мейна Вебера Эмиля Дюркгейма Георга Зиммеля — посвятили свои исследования выяснению природы этого перехода. Американский социолог Роберт Нисбет однажды даже охарактеризовал все дальнейшее развитие своей дисциплины как один длинный комментарий к теме общины и общества.

Во многих типичных социологических текстах написанных в середине XX века переход от общины к обществу рассматривается так как если бы он был однократным событием общества были либо «традиционными» либо «современными» а «современные» общества каким-то образом завершили собой путь социального развития. Но американский средний класс 50-х годов — это отнюдь не вершина социальной эволюции так что индустриальные общества скоро стали преобразовываться в то что Даниел Белл охарактеризовал как постиндустриальное общество или в то что нам известно как информационное общество. Если эта трансформация имеет такое же важное значение как и предыдущая то нас вряд ли должно удивлять что воздействие на социальные ценности окажется столь же огромным.

Почему общественный порядок важен для будущего либеральной демократии

Перед сегодняшней демократией информационного века стоит серьезнейший вызов — поддержать общественный порядок перед лицом технологических и экономических перемен. С начала 70-х до начала 90-х годов по Латинской Америке Европе Азии и по бывшему коммунистическому миру неожиданно прокатилась волна возникновения новых демократических режимов которую Сэмюэль Хантингтон нарек другой «третьей волной» на этот раз волной демократии6. Как я утверждал в своей книге «Конец истории и последний человек» за эволюцией политических институтов по направлению к современной либеральной демократии стоит жесткая логика которая основана на корреляции между экономическим развитием и стабильной демократией7. В самых экономически развитых странах мира имеется совершенствующееся со временем соответствие друг другу политических и экономических институтов и никаких очевидных альтернатив для либеральных политических и экономических институтов мы что-то не наблюдаем.

Однако совсем не очевидно что из этого должна вытекать подобного же рода прогрессивная тенденция в моральном и социальном развитии. Возможно что самое уязвимое место современной либеральной демократии которое еще долго будет таковым оставаться заключается в том что она может стать жертвой чрезмерного индивидуализма это особенно заметно в самой индивидуалистической демократии из всех — в США. Предпосылкой основания современного либерального государства было представление что в интересах политического мира правительство не станет поддерживать каких-либо моральных требований со стороны религии и традиционной культуры. Церковь и государство должны были быть отделены друг от друга необходим плюрализм мнений по поводу наиболее важных моральных и этических вопросов касающихся окончательных целей или природы добра. Основной ценностью должна стать толерантность. Место морального консенсуса полагалось занять понятным законам и общественным институтам обеспечивающим политический порядок. Такая политическая система не требовала от людей чтобы они были особенно уж добродетельными лишь бы они вели себя рационально и следовали закону в своих собственных интересах. Подобным же образом основанная на рынке капиталистическая экономическая система идущая рука об руку с политическим либерализмом требовала лишь того чтобы люди принимали во внимание свои собственные долгосрочные интересы которые заключаются в достижении результатов оптимальных для общества производства и распределения товаров.

Общества созданные на этих индивидуалистических началах функционировали чрезвычайно успешно и сегодня когда XX век завершился вряд ли можно говорить о реальных альтернативах либеральной демократии и рыночному капитализму как фундаментальным принципам организации современного общества. Собственные интересы индивида — это менее благородная но более стабильная основа для общества чем добродетели. Утверждение власти закона — одно из самых великих достижений западной цивилизации достижение преимущества которого становятся тем более очевидными когда мы имеем дело с такими странами как Россия или Китай которые его лишены.

Но хотя формальный закон а также сильные политические и экономические институты являются необходимыми самих по себе их еще не достаточно для того чтобы гарантировать преуспевание современного общества. Нормальная работа либеральной демократии всегда зависела от наличия определенных культурных ценностей принимаемых обществом. Легче всего в этом можно убедиться сравнивая между собой США и страны Латинской Америки. Когда в XIX веке Мексика Аргентина Бразилия Чили и другие латиноамериканские страны добились независимости многие из них приняли формальные демократические конституции и юридические системы которые имели в качестве образца президентскую систему США. Однако с тех пор ни в одной латиноамериканской стране не удалось достичь политической стабильности экономического роста и эффективной работы демократических институтов характерных для США хотя к счастью большинство из этих стран к концу 80-х годов вернулось к демократическому правлению.

Для такого положения дел было множество сложных исторических причин но самая важная из них — это культурный фактор США были основаны в первую очередь Британией и унаследовали не только британские законы но и британскую культуру в то время как Латинская Америка получила в наследство разнящиеся друг от друга культурные традиции Пиренейского полуострова. Хотя Конституция США устанавливает отделение церкви от государства американская культура в годы своего формирования создавалась в значительной степени протестантскими сектами. Протестантизм усилил как американский индивидуализм так и то что Алексис де Токвиль назвал американским «искусством объединяться» — то есть тенденцию общества самоорганизовываться в мириады добровольных ассоциаций и общин. Жизненная сила американского гражданского общества была необходимой как для стабильности демократических институтов США так и для их развивающейся экономики. Имперские же и римско-католические традиции Испании и Португалии напротив усиливали зависимость от крупных централизованных институтов — таких как государство и церковь ослабляя соответственно независимое гражданское общество. Подобные же различия мы видим между северной и южной Европой — различие в способности заставить работать современные общественно-политические институты также явилось результатом влияния религиозного наследия и культурной традиции. Проблема большинства современных демократий заключается в том что они не могут принять свои культурные предпосылки как нечто незыблемое. Наиболее процветающим из них включая США повезло в том что они сочетают сильные официальные учреждения с гибкой неформальной культурой обеспечивающей устойчивость. Однако само по себе наличие таких государственных институтов еще не гарантирует что упорядочиваемое ими общество под давлением технологических экономических и социальных перемен будет продолжать пользоваться именно правильным видом культурных ценностей и норм. Имеет место как раз обратное индивидуализм плюрализм и толерантность встроенные в формальные институты обычно способствуют культурному разнообразию и таким образом несут в себе угрозу подрыва моральных ценностей унаследованных из прошлого а динамичная экономика технологических инноваций может в силу своей природы разрывать существующие социальные связи.

В таком случае вполне возможно что общественная жизнь является в большей мере циклической хотя крупные политические и экономические институты эволюционируют по долгосрочному секулярному пути. Социальные нормы действующие на протяжении одного исторического периода разрушаются в результате успехов технологии и экономики и общество вынуждено сыграть в догонялки чтобы переустроить себя в изменившихся условиях.

Ценность правил

Культурная связь между социальным разрывом и переходом в век информации символически проявилась в серии телевизионных рекламных передач которыми был нашпигован телеэфир во время Олимпийских игр 1996 года в Атланте штат Джорджия. Спонсируемые главной телефонной компанией Америки они демонстрировали ряд мускулистых атлетов в хорошей физической форме совершающих весьма неординарные вещи взбегающих например вверх по стенам зданий прыгающих со скалы в тысячефутовые каньоны и перепрыгивающих с крыши одного небоскреба на крышу другого. Голики были выстроены вокруг темы которая в конце возникала на экране «Пределов нет». Намеренно или нет но совершенное телосложение атлетов напоминало о ницшеанском сверхчеловеке богоподобном существе не стесненном нормами обычной морали таком какого могла бы любовно изобразить Лени Рифеншталь — нацистский кинорежиссер.

Телефонные компании которые спонсировали эти видеоролики и рекламные агентства которые их создавали очевидно стремились к тому чтобы создать обращенный в будущее позитивный образ в новом веке информационных технологий старые нормы рушатся а компания-спонсор находится на передовой линии этой разрушительной работы. Подспудный смысл заключался в том что старые нормы (по всей видимости — те которые правили системами коммуникации до создания Интернета и телефонными монополиями) были ненужным и вредным ограничением не только для телефонных служб но и для человеческого духа вообще. Даже и предсказать невозможно каких высот мог бы достичь чело-иск если бы только эти нормы были сняты и компания-спонсор была бы совершенно счастлива помочь своим клиентам достичь этой земли обетованной. Как и те атлеты мы могли бы тогда стать подобными богам.

Сознательно или нет но создатели этих роликов исходили из весьма действенной культурной темы освобождения индивида от ненужных стесняющих его социальных ограничений. Начиная с 60-х годов по Западу прокатился ряд движений за либерализацию которые добивались того чтобы сделать индивида свободным от ограничений налагаемых множеством традиционных социальных норм и правил морали. Сексуальная революция требование равных возможностей для женщин и феминистское движение движение за права геев и лесбиянок распространились по всему западному миру. Освобождение которого добивается каждое из этих движений касается социальных прав норм и законов которые неправомерно ограничивают возможности индивидов и их право выбора будь то право молодых людей выбирать сексуального партнера право женщин делать карьеру или возможность геев добиваться признания своих прав. Поп-психология начиная с движения за человеческие возможности 60-х и кончая движением за чувство собственного достоинства 80-х добивается освобождения личности от удушающих общественных ожиданий. Каждое из этих движений вполне могло бы принять девиз «Пределов нет» как свой собственный.